Дважды два — стеариновая свечка
Жил себе человек, жил, считал, что правильно все делает. Однажды выбрал себе цель, которая путеводной звездой где-то в конце пустого бетонного тоннеля давала ему силы и терпение вставать по утрам с кровати.
А потом решился он и рассказал о своей цели, о смысле своем, о своем личном идеальном рае, из сердца вытащил и как мог, словами неуклюжими, вывалил на операционный стол реальности.
За считанные секунды рай надрезали, оболочку, до трепета в сердце внушающую надежду, отогнули и острые металлические шипы реальности внутрь засыпали.
Потом то конечно снова закрыли, швы ровненько наложили, все приладили - и шрама не осталось.
Только вот отныне, когда перед сном человек, укрываясь с головой одеялом, аккуратненько к раю своему прикасался, к идеальному, к личному, к смыслу своему, своей цели, отныне шипы через мягкую теплую оболочку больно кололи его, забираясь между ребер, пронзая сердце, и сомнениями своими вбивали его, человека, в кровать.
И не мог теперь он вставать по утрам, не было у него терпения, сил не хватало. И в конце тоннеля, под тусклым светом помутневшей, уже далеко не путеводной, звезды раскалялись добела мыслями грустными металлические шипы, чтобы сильнее жечь плоть сердца, для которого теперь не было рая.
А потом решился он и рассказал о своей цели, о смысле своем, о своем личном идеальном рае, из сердца вытащил и как мог, словами неуклюжими, вывалил на операционный стол реальности.
За считанные секунды рай надрезали, оболочку, до трепета в сердце внушающую надежду, отогнули и острые металлические шипы реальности внутрь засыпали.
Потом то конечно снова закрыли, швы ровненько наложили, все приладили - и шрама не осталось.
Только вот отныне, когда перед сном человек, укрываясь с головой одеялом, аккуратненько к раю своему прикасался, к идеальному, к личному, к смыслу своему, своей цели, отныне шипы через мягкую теплую оболочку больно кололи его, забираясь между ребер, пронзая сердце, и сомнениями своими вбивали его, человека, в кровать.
И не мог теперь он вставать по утрам, не было у него терпения, сил не хватало. И в конце тоннеля, под тусклым светом помутневшей, уже далеко не путеводной, звезды раскалялись добела мыслями грустными металлические шипы, чтобы сильнее жечь плоть сердца, для которого теперь не было рая.